«Класс»: кино для избранных

Синопсис

Франсуа и его коллеги-учителя готовятся к новому году в средней школе в неблагополучном районе. Он не заносчив и не слишком строг, его экстравагантная прямота часто ошарашивает учеников. Но его педагогическая этика подвергается испытанию, когда ученики начинают ставить под вопрос его методы преподавания...

В прокате с 12.03.09 в кинокомлексе «Искра»

Обзор прессы

Классовый друг

"Для меня в этом фильме нет ровно ничего документального, все было тщательно прописано в сценарии. Правда, некоторые диалоги стали результатом импровизаций, но интрига фильма осталась нетронутой. Меня поражает, что люди принимают все за чистую монету, считают "Класс" документальным фильмом. Чисто формально — да, некоторые признаки имеются, но все-таки история рассказана по классическим законам сюжетосложения", — Лоран Канте.

(Антон Долин, "Эксперт" №47 (636), 01.12.2008)

Все выглядит очень правдоподобно

— учителя играет настоящий учитель Франсуа Бегаду (он как раз и написал книгу, по которой снят фильм), детей — его ученики, а оператор по-репортажному небрежен. Особенности французской системы образования тут, видимо, отражены правдиво, и в этом смысле "Класс" — кино очень познавательное: даже самая паршивая французская школа кажется оплотом просвещения и демократии по сравнению с нашей. (Василий Корецкий, TimeOut, Москва, 25.11.2008)
По-французски картина называется "За стенами", и в самом деле ее действие практически целиком разыгрывается в стенах одного проблемного класса парижской школы, где почти не встретишь белых лиц. Учитель — коренной француз — сталкивается с "мультикультурным вызовом" не понаслышке и должен сочетать образовательную миссию, политкорректность и умение говорить с детьми городских окраин на их языке.
(Андрей Плахов, "КоммерсантЪ-Власть" №46 (799), 24.11.2008))

Французский "Класс" (реж. Лоран Канте, Франция, 2008)

отличается от наших, советских, фильмов, во-первых, глубокой подлинностью (дети ведут себя максимально естественно), граничащей с документальностью. Возникает аналогия с фильмом "Слон", хотя французская история не столь трагична. Конфликт учителя с учениками — всего лишь проверка на прочность, испытание для педагога, а для учеников — только повод показать зубы. И второе отличие — то, что фильм адресован взрослым. Это им решать проблему конфликтов с детьми. Дети не бросятся вам навстречу. Так получилось, что авторитет взрослого человека в их системе ценностей сильно подорван. Как это случилось, — стоит понять.
(Катя Визгалова, Кино-театр.ру, 22.10.2008)

В какой-то момент несчастный учитель выходит из себя,

но в итоге фильм убеждает, что контакт возможен, а главное, необходим и в этих непростых обстоятельствах. Реальный конфликт культур, классов и поколений показан с юмором, тонкостью и драматизмом, с отличным сочетанием профессиональных и непрофессиональных актеров.
("КоммерсантЪ-Weekend" №40 (86), 17.10.2008)

Насилие присуще необходимости учиться и обязанности обучать.

Трудность профессии преподавателя состоит в этом постоянном столкновении с невежеством, которое не хочет себя знать, и знанием, которое всегда понимается как пришедшее извне. И здесь, в этих стенах лицея, это столкновение очень сильно, очень!
(Даниель Пеннак, учитель, 24.09.2008)

На фоне сегодняшнего кризиса

в школе этот фильм говорит не только о трудностях обучения детей из "других" слоев общества, но и о необходимости этого образования.
(Liberation, 23.09.2008)

В этом почти экспериментальном французском фильме с малым бюджетом

в 3 миллиона евро нет ни профессиональных актеров, ни "железного" сценария, что не помешало Лорану Канте увести главный приз Каннского фестиваля из-под носа его фаворитов. Не в обиду будет сказано слишком скромному режиссеру Лорану Канте, но мы почувствовали себя почти чемпионами мира.
(Le Parisien, Мари Совьон, 23.09.2008)

К равенству

Франсуа, преподаватель французского в четвертом классе (во Франции – обратный отсчет классов, т.е. выпускной класс – это первый), сидит за столиком в парижском бистро. Некоторое время он остается в неподвижности, задумчивый и напряженный, слово бегун перед стартом. Вдруг он проглатывает кофе, словно делает глоток воздуха перед тем, как совершить задуманное, и бросается навстречу новому учебному году.
В этом проходе заключена удивительная композиция, одновременно спонтанная и выстроенная, близкая и отстраненная – лиризм и сдержанность, характеризующие кинематограф Лорана Канте; шаткое, но все-таки равновесие между объективным и субъективным. Длинный фокус и ручная камера могут плохо сочетаться. Изображение трясется почти на пределе возможного. Что означает эта помеха, кроме того, что режиссер не позволит себе других излишеств? Камера показывает только наших героев, отбрасывая все, кроме их лиц. Красноречивая аскетичность и есть способ охранить фильм от любого вторжения внешнего мира – особенно идеологии. И от обсуждения психологии преподавателя тоже. Мы просто наблюдаем, и все.

Итак, мы усвоили вступительный первый кадр и готовы к самой картине. Хотя на его месте мог быть и другой. И неважно какой именно. «Класс» - прекрасный образчик доведенных до изнеможения персонажей, ситуаций, мнений. И особенно сцен. В принципе, можно сказать, что та или иная сцена получилась чуть лучше или хуже другой. Можно, например, остановиться на сцене заседания дисциплинарной комиссии, которая принимает решение исключить Сулеймана из школы, и обнаружить, что это один из сильнейших эпизодов во французском кинематографе, противопоставляющих черного юношу белым чиновникам.

Не спешите. С точки зрения самого фильма – или Канте, если угодно – ни одна сцена не превалирует над другой. Все они сняты с одинаковой степенью достоверности. Фильм движется через выявление в сценах схожего. Все начинается с поиска общего у обитателей коллежа Франсуа Дольто. Взгляды ученика также важны, как и взгляды преподавателя. Ребяческая радость преподавательницы, уже матери, также неловка, как и самоощущение подростка. Еще более удивительно то, что начинаешь не замечать разницы между самим коллежем и теми, кто его населяет. Дверь цвета свитера, доска подходит под тон футболки, витрину наполняют фотографии сделанные с помощью мобильного телефона. Еще одним доказательством этого формалистского единства может стать проблема, о которой принято говорить в связи с кинематографом Канте. Проблема постановки критики в соответствии с дистанцией до объекта; иными словами, нигде, кроме как изнутри или рядом с изображаемым.

Нейтральность постановки присутствовала уже в «Кровососах». Измотанность, ощутимая в поколенческой схватке «Отдела кадров», гармонировала с посткапиталистической праздностью «Тайм-аута». Идеологическое непостоянство расцветало в сюжете картины «На юг» - Франсуа Бегодо тогда писал о Канте, как о наиболее увертливом из режиссеров, снимающих «неуловимое» французское кино (Cahiers du Cinema №609). «Класс» связал воедино все эти элементы; это картина, заряженная невероятной силой сцепления. Спустя несколько месяцев после отбора и награждения в Каннах и уже по прошествии каникул впечатление от повторного просмотра нисколько не изменилось (Cahiers du Cinema № 635). Время только усилило его. Фильм завораживает и убеждает. Остается все то же ощущение дьявольского замысла, неуязвимого механизма, кинематографической лаборатории, для создания которой режиссеру пришлось принять величественный облик ученого мужа.

(Отрывок из рецензии Эженио Ренци для Cahiers du cinema. Перевод Кирилла Адибекова)

Интервью Сэма Клебанова с режиссером Лораном Канте

СК: Почему вас заинтересовала школьная тема? Мне все давно закончили ее. Зачем туда возвращаться?

Л.К.: Сам я давно окончил школу, а, пытаясь разобраться в том, что такое школа сегодня, мне часто приходилось слышать разговоры о том, как все плохо, как все должно быть, какой должна быть школа, каким должны быть педагоги, ученики не поддаются обучению («нынешние ученики – бездари» и пр.)… В общем, разговоров много, а людей, которые могут по-настоящему проанализировать положение вещей – очень мало. Поэтому мне хотелось исследовать этот «черный ящик». Также мне хотелось восстановить справедливость по отношению к тем, кто является непосредственными участниками этого особого мира. Иначе, непредвзято, взглянуть на непростую работу, которая ежедневно проводится в стенах каждой школы.

СК: В классической драматургии всегда есть «хорошие» и «плохие» парни, а между ними - конфликт. Как обстоит дело в вашем фильме?

ЛК: Мне всегда казалось, что искусство часто идеализирует, классифицирует людей, и для меня это всегда было неким упрощением: нету хороших и плохих, героев и неудачников, виноватых и невиновных, и, особенно, виновных и жертв. И мы – все и всё одновременно. Когда я сочиняю истории, я пытаюсь вдохнуть это многообразие в своих персонажей. Действительно, в моем фильме, учителя и ученики не всегда достойны подражания, и те, и другие попадают в «недопустимые» ситуации…Иногда они могут быть нежными, умными, прекрасными – и вдруг, в один миг, стать невыносимыми, злыми…Это и есть жизнь, мир, в которым мы живем… Это и есть сегодняшняя школа…

СК: Фильм настолько реалистичен, что порой напоминает документальное кино. Нет ощущения, что ваши персонажи что-то играют…

ЛК:…они действуют на экране, хотя не являются актерами!

СК: Как вы добились этого эффекта? Как зритель, я действительно верил, что дело происходит в обычном классе во время занятий.

ЛК: Задолго до съемок мы начали подготовку: в одном из парижских колледжей были организованы специальные мастерские, в которых могли принять участие все желающие -  преподаватели и ученики. Работа проводилась  каждую среду, в течение года, по 3 часа. Франсуа, я  и ученики колледжа собирались и импровизировали, создавая ситуации, близкие сюжету фильма. Таким образом, мы узнали друг друга, и между всеми установилось доверие. Благодаря этому я смог постепенно создать персонажей, в которые проникают черты характера самих исполнителей, при этом эти исполнители не актеры, а именно некие персонажи. Например, Франк, исполнитель роли Сулеймана: по сценарию Сулейман - самый жестокий персонаж фильма (его даже исключают из колледжа), а Франк в жизни – сама доброта. Но в нем был этот потенциал «трудного подростка», эта сила, которую мы почувствовали во время импровизаций. И мы вместе с ним сочинили персонаж, я помог ему найти те детали, которые на экране позволяли быть ему «крутым парнем» и при этом оставаться ранимым и нежным. Все это сделало его персонаж намного более глубоким.

СК: Расскажите о нарративной конструкции фильма: ваш фильм построен на импровизации или же у него есть какая-то четкая структура? Важен ли для вас сценарий? Как вы выстраивали сюжетную линию фильма?

ЛК: Структура фильма, его повествовательный «хребет» существовали с самого начала: «хроника из жизни одного класса средней школы». Вначале мы знакомимся с персонажами этой хроники, а потом некоторые из них выделяются, становясь векторами истории. В истории, которую написал я, главным персонажем был Сулейман. Затем эта структура постепенно наполнилась фактами, которые описывает Франсуа в своей книге (Франсуа Бегодо более десяти лет преподавал французский язык в школе), а также тем, что рассказывали мне сами ученики во время сеансов импровизации. Вот такая сложная алхимия между импровизацией и литературой возникла в период разработки проекта.

Мы снимали с трех камер – как раз для того, чтобы зафиксировать живые моменты. Когда включалась камера, Франсуа четко знал, для чего нужна каждая сцена, через какие «точки» она должна пройти по моему замыслу – в этом смысле, для него это было похоже на занятие в классе, когда учитель заранее знает, к какому результату (и через какие этапы!) он должен придти к окончанию урока. Он вел сцену, как ведут урок. А я мог вмешаться, уточнить, что меня важно, а что не очень, подсказать, на что обратить внимание. Таким образом, сначала мы импровизировали, а потом я расставлял акценты… Поразительно, что ученики выполняли поставленные мной задачи с такой же убедительностью и энергетичностью, с какими они импровизировали «от себя» во время подготовительного периода.

Рассказывают актёры — пятнадцатилетние ученики школы

Безумный водоворот

Как всё это началось?
Бурак Озилмаз (Бурак): Лоран (режиссер) и Франсуа (играет учителя Франсуа Марена) пришли к нам в октябре 2006 года, рассказали нам о проекте и предложили придти в среду днем к ним в театральную студию. Там мы рассказывали о нашей школьной жизни, импровизировали. Сюжет фильма был неясен, персонажи какие-то неопределенные. Лоран Канте говорил нам: "Я бы хотел, чтобы ты сделал вот это". И постепенно он определил каждого персонажа.

Что собой представляет Бурак, которого ты играешь?
Он очень похож на меня, то же имя, тот же возраст. В конечном счете, Лоран мало что изменил, даже пригласил играть моих настоящих родителей.

Как проходили съемки?
Пять потрясающих недель летом 2007-го. Мы были почти сами собой перед камерами, хотя это был совсем новый класс. У меня не было особенных трудностей. Самым трудным были дубли, иногда одна и та же сцена снималась по 10 или 15 раз. На первом парижском показе Лоран нам сообщил, что мы все едем в Канн. Мы сразу поняли, что это для нас: уау, это с тобой такое в 14 или 15 лет! И начался какой-то безумный водоворот, что-то невероятное, неописуемое!

Ты бы хотел продолжать идти по этому пути?
Не могу сказать, что кино мне стало неприятно, но сниматься желания не вызвало. Меня привлекает наука, математика. Мне нужно конкретное!

Я увлекся

Как ты оказался в фильме?
Франк Кейта (Сулейман): Главный советник по образованию в нашем колледже рассказала мне о студии Лорана и очень советовала туда пойти, говоря, что это может быть полезным для меня. Мне там понравилось, и я согласился.

Сулейман — ключевой персонаж фильма. Он твой двойник?
Совсем нет! Я в жизни спокойный, уравновешенный скромный парень, не хвастун. Когда мы репетировали вы студии, Лоран просил нас разыгрывать разные ситуации, что отработать сцены проявления наглости, гнева, оскорблений, а мы уже по ходу действия импровизировали. Я вдруг увлекся и очень легко унаследовал горячий характер Сулеймана.

Трудно было играть?

Нет, благодаря костюму. Сам я одеваюсь достаточно строго, а Сулейман носит мешковатые штаны, он экстравагантен, немного пижон. Самым трудным было оставаться сосредоточенным. И мне было очень трудно заново играть сцены, в первый раз мне это трудно далось!

Гордость

Ты похожа на свой персонаж?
Рашель Регюлье (Кумба): У меня что-то общее с Кумбой, но я часто говорила себе, что сама бы поступила не так, как она. Она очень прямая — как я — и не боится говорить, когда ее об этом не просят. Но я бы никогда не стала спорить с преподавателем или грубо с ним говорить. Я не наглая. Но было интересно играть это, разрешить себе быть такой.

Какая сцена была самой тяжелой для тебя?
Та, когда мне достается сумкой по лицу! Мы раз двадцать повторяли эту сцену. И каждый раз я получала сумкой по лицу! Это происходит случайно, так что было очень трудно сохранять спонтанность, необходимую в этой сцене. Когда я пересматриваю фильм, я реально осознаю, какую работу мы проделали.

Что дал тебе этот опыт?
Гордость. Потрясающие моменты. К тому же я играла со своей мамой, которая играла мать Кумбы. Сцену с ней вырезали во время монтажа... но ее имя названо в титрах, так что она довольна. И она обожает этот фильм.